В третью стражу [СИ] - И Намор

    — Найдем, — беспечно отмахнулась Ольга. — Мне вообще не сложно. Сброшу комбинезон, суну его в сумку и... Ты бы поверил, что такая женщина, — она сделала плавное движение рукой со все еще зажатой в ней перчаткой и качнула бедром. — Что такая женщина способна стрелять с крыши дома в живых людей?

    — Нет... но, как учит нас французский кинематограф, на такое способны даже малолетние нимфетки, и я не стал бы полагаться на то, что во французской полиции, не в кино, а в реальности, полно идиотов. Ладно. — Он взглянул на часы. — Мне надо идти, да и тебе, по-моему, тоже. Завтра с утра придет Витя или ... родственничек твой, — чуть улыбнулся он. — В общем, кто-нибудь придет и поможет тебе разобраться с устройством. Потом съездите загород, пристреляешь инструмент...

    — Пристреляю. — Кивнула Ольга, закрывая футляр. — Иди уже, Стёпа. Мне еще переодеться надо...- И чуть слышно бросила ему в спину. — Зануда прилизанный.

— Такси!

    Сергеичев вильнул к тротуару и остановил свой старенький "Барре" двадцать девятого года напротив сильно подгулявшей пары. В ярком свете фонаря хорошо были видны "блестящие" глаза рыжей дамочки, да и ее рослый кавалер, хоть и стоял уверенно, но чувствовалось – для этого ему приходится прилагать некоторые и, возможно, не такие уж и малые, усилия.

    — Я требую продолжения банкета! — Дама говорила по-французски, как парижанка, но наметанный глаз Ивана Денисовича отметил несколько черт, указывавших на иностранное происхождение красавицы. А женщина, и впрямь, была красива, и не расхожей растиражированной красотой дамских мастеров и дамских же журналов, а той высшей пробы красотой, что есть дар божий, и никак не меньше.

    У Сергеичева, который когда-то давно – то ли в иной жизни, то ли и вовсе во сне – закончил философское отделение Дерптского[144] университета, иногда случались моменты "просветления", и тогда парижский таксист и штабс-капитан русской императорской армии начинал думать как студиозус, ничем иным в жизни не занятый, кроме как рассмотрением идей и символов.

    — Любезный? — Вопросительно поднял бровь мужчина. Сейчас "кавалер" не казался уже ни расслабленным, ни умиротворенным. Тот еще тип, но парижские таксисты и не таких видали, а русские офицеры видали их всех в гробу.

    — К вашим услугам. — Вежливо кивнул Сергеичев, возвращаясь к реальности. — Куда изволите?

    В каждом маленьком ребёнке,    И в мальчишке, и в девчонке    Есть по двести грамм взрывчатки    Или даже полкило[145]

    Привязавшаяся дурацкая песенка из старого мультика про обезьянок, не блиставшего, ни связностью сюжета, ни его высокой интеллектуальностью, — по мнению Виктора, с самого раннего утра не давала ему покоя.

    'Да что ты будешь делать! Пристала как банный лист!'

    "А если... — пришла неожиданная мысль. — А если перевести этот детский стишок в... мнэ... скажем, перевести его в практическую плоскость, с учётом предстоящей работы? И... вы будете смеяться, дамы и господа, но ничего смешного в этом нет, потому что, тогда, это будет уже этакий задачник, — Он даже хихикнул, живо представив себе тоненькую книжицу в мягкой обложке, со страницами из дешёвой серой бумаги и штампом 'ДСП':

    Задание ? 1

    Вычислить, какое количество обычных детей (далее — ОД – тротиловый эквивалент 0,2кг) необходимо для подрыва железнодорожного полотна (европейского стандарта) на протяжении 10-ти метров при условии частичного разрушения насыпи. По возможности определить оптимальную форму ОД, необходимых для наиболее эффективного выполнения поставленной задачи.

    Задание ? 2

    Вычислить, какое количество детей увеличенной мощности (далее – ДУМ – тротиловый эквивалент 0,5кг) необходимо для полного обрушения нежилого 5-ти этажного здания (эквивалент "Хрущовки"). Разработать схему оптимального размещения ДУМ таким образом, чтобы зона обрушения здания предназначенного к подрыву не превышала 10-15м.

    Да это уже не детский текст получался, насквозь гипотетическая книжка превращалась в нечто похожее на нашумевшую в далёком будущем – в конце столетия, чёрт их всех побери — 'Поваренную книгу анархиста'.

    'Ну, где то так и есть...'

    Отсмеявшись, Федорчук хозяйским взглядом окинул помещение, где ему предстояло провести ближайшие пару дней.

    'Да-а, — с завистью в голосе протянул он, — мне бы такой гараж в своё время. Я бы в нём жить остался'.

    Капитальное строение в тихом районе, с полезной площадью не меньше ста квадратов, полным набором инструментов и приспособлений, играло роль небольшой автомастерской. Под потолком была даже закреплена балка электрического тельфера[146].

    В дальнем от входа углу, за высокой фанерной перегородкой стояла раскладная кровать, стул и небольшой столик. С другой стороны мастерской за кирпичной стенкой – санузел и душ. Как Ицкович нашёл такое шикарное место, Виктор даже не задумывался. Не его это дело, у него сейчас совсем другие и, дай бог, с ними разобраться, а помещение – что ж – было то, что надо. Выше всяческих похвал, как говорится.

    Когда вопрос с ликвидацией Тухачевского был решён окончательно и бесповоротно, Федорчук задумался над тем как провести теракт по возможности точечно, не подставив под топор собственной башки, но и минимизировав при этом количество возможных жертв, среди случайных прохожих и посетителей кафе.

    Сразу вспомнился девяносто пятый год, когда взорвали одного из его контрагентов, решившего было сунуться на рынок куриного мяса. Тот, с умной головы, даже не мог подумать, что невинные 'ножки Буша' поделены чуть ли не с момента выхода со штатовской птицефермы. Вот и оказались последние секунды жизни неплохого, в общем-то, мужика, перешедшего дорогу 'авторитетным людям', до крайности беспокойными.

    Покушение на Михалыча случилось прямо на глазах Виктора, и было проведено чисто, без 'лишней' крови. Бандиты не стали минировать автомобиль, — они поступили проще. В опрокинутом мусорном контейнере, прямо напротив припаркованного автомобиля жертвы, разместили противобортную мину направленного действия, на принципе 'ударного ядра'. Не помогла ни практически профессиональная охрана, ни бронированный лимузин. Отверстие от кумулятивной струи оказалось всего ничего: со средний мандарин, но по обе стороны машины. Тут же взорвался бензобак. В салоне живых не осталось.

    'Ну, сотворить нечто подобное без проблем, — решил тогда Виктор, возвращаясь на квартиру, где ждал его откликнувшийся на газетный призыв Олег, с полными закусок бумажными пакетами, — Нужны материалы, да подходящий инструмент, ну и тихое место, разумеется'.

    Место нашлось. И материалами вполне удачно "озаботились". Инструменты и оборудование входили в аренду помещения. Всё радовало взгляд, вплоть до мелочей, вроде висящих на прибитом к стене крючке, рабочего комбинезона, фланелевой в клетку рубахи, чистого, пусть и поношенного, берета, и грубых матросских ботинок на полу.

    Одним из ключевых элементов плана был небольшой грузовой фургон, подошел бы почти любой. Нашёлся практически идеальный вариант, — 402-й 'Пежо', — пикап с фанерным кузовом нужного размера и почти 'без пробега по Франции'.

    — А не жалко? — С сомнением в голосе спросил Олег, обойдя вокруг трогательно, по-стариковски, с 'кочки зрения' автовладельца двадцать первого века, элегантного, несмотря на утилитарное назначение, автомобиля.

    — Думаешь, этот тарантас кто-то будет спрашивать? — Похоже, это стало уже общим местом: куда ни сунься, что ни задумай – все будет не так, но черт возьми, то, что "так", — еще не изобретено и не выпускается промышленностью. Нет в этом мире пока мобильных телефонов, и радиовзрывателей толковых нет. Не найти – ни за какие деньги – одноразового огнемета или, на худой конец, гранатомета, не говоря уже о противотанковой ракете...

    — А на худой конец будем капать скипидар...

    — Что? — Не понял реплики Олег.

    — Да, ничего, — отмахнулся Виктор. — Так, мысли вслух.

    А подумать было над чем. Теперь, когда он придумал "как", это самое "как" предстояло воплотить в Жизнь, а значит, ему предстояло восстановить навык работы со сварочным аппаратом, приобретённый в студенческие времена в стройотряде и с тех пор благополучно забытый. Но не пойдешь же к чужому дяде с таким 'стрёмным' заказом. Нет, разумеется, и получилось как всегда: инициатива наказуема. Сам придумал, сам и крутись. Потому как ни Олег ни Степан, ни в нынешней, ни в прошлой своей ипостаси, ничего подобного вообще никогда не делали. Хорошо еще, тот агрегат, с которым Виктор работал в комсомольской юности, почти ничем не отличался от своего прародителя, попавшего к нему в руки сейчас. Конечно, тот был советский, а значит заведомо лучше этого, сделанного корявыми французскими руками, причем, именно французскими, так как даже здесь, во Франции, африканцы и прочие 'маугли' уже не этнографическая невидаль, но и не навязчивый атрибут парижских улиц. Что же до аппарата... Запах карбида ни с чем не сравнимым ароматом будил детские воспоминания о первых взрывоопасных опытах и первом серьёзном нагоняе от отца, поймавшего сына за снаряжением очередной 'бомбочки'. До широкого флотского ремня с тяжёлой латунной пряжкой дело не дошло тогда только потому, что отец чему-то вдруг улыбнулся, но внушение об опасности подобных опытов провел серьезное. Урок запомнился настолько, что уже в армии, получив полноценные навыки минно-взрывной работы, Федорчук всегда вызывал одобрение у офицеров-инструкторов своей основательностью и разумной осторожностью. Кто же знал, что глубоко засевшие, и долгое время считавшиеся излишними, умения пригодятся в совершенно невообразимых обстоятельствах.[147]